Шесть подсказок
Шесть подсказок
Когда много пишешь, перестаешь думать о большинстве правил и соблюдаешь их как-то машинально. Мне захотелось зафиксировать, каким правилам почти автоматически следую я сам.
Учтите, всё это — лишь привычки одного редактора. Пригодятся ли вам все шесть? Необязательно. Возможно.
Учтите, всё это — лишь привычки одного редактора. Пригодятся ли вам все шесть? Необязательно. Возможно.
1. Одного раза мало
Сначала делать, потом улучшать.
Мир стал бы куда интереснее, если бы все ограничивались первой попыткой и в один присест выполняли свою работу. Архитекторы сразу делали проекты домов, инженеры — узлы самолетов и машин, фармацевты — вакцины. Не очень хочется жить в таком мире (и вряд ли выйдет прожить долго), но интереснее он был бы.
Почему люди рассчитывают, что с текстами должно быть просто: сел и написал? Им однажды удалось так сделать? Они знают кого-то, кому это удаётся?
Тексты. Бывают. Разными.
И авторы тоже.
Девушка расстроена, ей кажется, что судьба обделила её талантом: тексты писать тяжело, написанное — не нравится. И вторая девушка расстроена, и третья, и пятая. «Что-то со мной не так!». Всё с тобой нормально, эту привычку клеймить себя за первый черновик я встречаю три раза из пяти возможных (у девушек, дам, парней и дяденек).
Мышление — сложный процесс. У меня есть ощущение или мнение, я пытаюсь облечь его в слова, в несколько слов из тысяч и тысяч мне известных. Облачаю, разоблачаю, перебираю оттенки, кручу-верчу, самовыразиться хочу. Одна мысль — фраза. Другая мысль — следующая фраза. О, а они друг с другом сочетаются? Ой, плохо сочетаются, надо переделать.
Мир стал бы куда интереснее, если бы все ограничивались первой попыткой и в один присест выполняли свою работу. Архитекторы сразу делали проекты домов, инженеры — узлы самолетов и машин, фармацевты — вакцины. Не очень хочется жить в таком мире (и вряд ли выйдет прожить долго), но интереснее он был бы.
Почему люди рассчитывают, что с текстами должно быть просто: сел и написал? Им однажды удалось так сделать? Они знают кого-то, кому это удаётся?
Тексты. Бывают. Разными.
И авторы тоже.
Девушка расстроена, ей кажется, что судьба обделила её талантом: тексты писать тяжело, написанное — не нравится. И вторая девушка расстроена, и третья, и пятая. «Что-то со мной не так!». Всё с тобой нормально, эту привычку клеймить себя за первый черновик я встречаю три раза из пяти возможных (у девушек, дам, парней и дяденек).
Мышление — сложный процесс. У меня есть ощущение или мнение, я пытаюсь облечь его в слова, в несколько слов из тысяч и тысяч мне известных. Облачаю, разоблачаю, перебираю оттенки, кручу-верчу, самовыразиться хочу. Одна мысль — фраза. Другая мысль — следующая фраза. О, а они друг с другом сочетаются? Ой, плохо сочетаются, надо переделать.
Когда фраз не две, а 100, работы чуть больше.
Ощущения недолговечны. Мысли невидимы. Кирпичи на стройке хотя бы не пытаются ежеминутно испариться, а колеса не меняют форму от вашего пристального взгляда. И все равно — машины после сборки проверяются и тестируются, самолеты тестируют вы поразитесь как, а жилищные комиссии вызывают у строителей ночные кошмары и энурез.
Ну да, плохая статья, в отличие от плохой турбины, вряд ли убьет сразу триста человек. Значит ли это, что статью проще сделать с одной попытки?
Скорее наоборот: тут ни станков, ни роботов, ни коллектива, ни строжайших спецификаций, а сырьё капризное: моргнёшь и забудешь, о чем сказать-то хотелось.
Что делать: забыть черно-белую логику «или князь, или грязь»; быстро делать черновики и относиться к ним как к быстрым черновикам. Написать, отложить на два или четыре часа, потом поредактировать, снова отложить, до утра. Снова поправить, снова отложить. 3-4-5 редакторских подходов — обычное дело, профессиональные писатели делают больше.
Ну да, плохая статья, в отличие от плохой турбины, вряд ли убьет сразу триста человек. Значит ли это, что статью проще сделать с одной попытки?
Скорее наоборот: тут ни станков, ни роботов, ни коллектива, ни строжайших спецификаций, а сырьё капризное: моргнёшь и забудешь, о чем сказать-то хотелось.
Что делать: забыть черно-белую логику «или князь, или грязь»; быстро делать черновики и относиться к ним как к быстрым черновикам. Написать, отложить на два или четыре часа, потом поредактировать, снова отложить, до утра. Снова поправить, снова отложить. 3-4-5 редакторских подходов — обычное дело, профессиональные писатели делают больше.
2. Обобщать — опасно*
*чаще всего
У меня есть простой IQ-тест: любит ли автор обобщать?
Рассуждает о женщинах, например: «как известно, женщины — они такие, потому что...» Зуммер бжж жжж, тест провален.
Или «Американцы то, американцы это...» Какие, блин, американцы?! В США 325 миллионов человек, на любой вкус и цвет. У сегодняшних американцев общих свойств только два осталось: все родились после 1900 года и все относятся к белковой форме жизни и виду homo sapiens.
Разумеется, кроме клинических «украинец, значит враг» встречаются и неаккуратные обобщения помельче. Про «технарей» и «гуманитариев». Про чиновников и <вставить любую профессию>. Про разные фильмы одного режиссера. Про себя («Я всегда...»). Про что угодно. Категоричность — это ведь прямота + последовательность, сразу два блага в одном... вроде бы.
Перестать обобщать нельзя (трудно прекратить группировать все схожие объекты), а делая что-то часто, ты временами делаешь это плохо. От сомнительных отправных точек идут искаженные логические цепи, и вместо реального мира люди обсуждают свои о нём фантазии, порождают уродливые черно-белые миры системы «свой-чужой» или «хорошо-плохо». Оттенки? Какие оттенки?
Чтобы запитывать восприятие сложной детализированной картины мира, нужна очень мощная батарейка. C батарейками беда, фейсбук свидетель. Откройте наугад какой-нибудь shitstorm с сотней комментариев и (скорее всего) увидите: он раскручивается некорректными обобщениями.
Вот вам в подарок порция ключевых слов для поисковика по блогам и соцсетям:
купить Мак или PC, Кэнон лучше Никона, андроид хуже айфона, какова роль православия, роль Сталина, мигранты, геи, носки с сандалиями...
Отсюда же странным образом появился закон Годвина: сначала нацисты браво оперировали категориями «все евреи...», «все цыгане...», «все арийцы...», а теперь любой раздражитель может оказаться в коробке с надписью «всё гитлероподобное».
Что делать: читать заново объяснения об устройстве дедукции, индукции и квантора всеобщности, воспылать жаркой любовью к формальной логике. Пока не получится воспылать, хотя бы приучить себя мнительно хмыкать от слов вроде «любой», «каждый», «все», «всегда», «везде/всюду». Группы людей не характеризовать никак, если можно без этого обойтись.
У меня есть простой IQ-тест: любит ли автор обобщать?
Рассуждает о женщинах, например: «как известно, женщины — они такие, потому что...» Зуммер бжж жжж, тест провален.
Или «Американцы то, американцы это...» Какие, блин, американцы?! В США 325 миллионов человек, на любой вкус и цвет. У сегодняшних американцев общих свойств только два осталось: все родились после 1900 года и все относятся к белковой форме жизни и виду homo sapiens.
Разумеется, кроме клинических «украинец, значит враг» встречаются и неаккуратные обобщения помельче. Про «технарей» и «гуманитариев». Про чиновников и <вставить любую профессию>. Про разные фильмы одного режиссера. Про себя («Я всегда...»). Про что угодно. Категоричность — это ведь прямота + последовательность, сразу два блага в одном... вроде бы.
Перестать обобщать нельзя (трудно прекратить группировать все схожие объекты), а делая что-то часто, ты временами делаешь это плохо. От сомнительных отправных точек идут искаженные логические цепи, и вместо реального мира люди обсуждают свои о нём фантазии, порождают уродливые черно-белые миры системы «свой-чужой» или «хорошо-плохо». Оттенки? Какие оттенки?
Чтобы запитывать восприятие сложной детализированной картины мира, нужна очень мощная батарейка. C батарейками беда, фейсбук свидетель. Откройте наугад какой-нибудь shitstorm с сотней комментариев и (скорее всего) увидите: он раскручивается некорректными обобщениями.
Вот вам в подарок порция ключевых слов для поисковика по блогам и соцсетям:
купить Мак или PC, Кэнон лучше Никона, андроид хуже айфона, какова роль православия, роль Сталина, мигранты, геи, носки с сандалиями...
Отсюда же странным образом появился закон Годвина: сначала нацисты браво оперировали категориями «все евреи...», «все цыгане...», «все арийцы...», а теперь любой раздражитель может оказаться в коробке с надписью «всё гитлероподобное».
Что делать: читать заново объяснения об устройстве дедукции, индукции и квантора всеобщности, воспылать жаркой любовью к формальной логике. Пока не получится воспылать, хотя бы приучить себя мнительно хмыкать от слов вроде «любой», «каждый», «все», «всегда», «везде/всюду». Группы людей не характеризовать никак, если можно без этого обойтись.
3. Управляйте уверенностью
Общая неуверенность в себе — помеха, если из-за неё вы реже пишете и раз за разом откладываете текстовую работу.
А неуверенность в том, что текст хорош — помогает делать его лучше, находить ошибки, тратить на него больше времени. А вот излишняя уверенность вредит. Любой текст — это много решений по выбору мыслей и слов, не бывает, что 100% этих решений — сразу наилучшие.
Что делать: отделять оценку своих текстов от самооценки; всегда верить, что вы можете (ведь вы можете), но долго сомневаться, готово ли написанное стать опубликованным (здесь снова проезжаем неоновый знак «Одного раза мало»).
А неуверенность в том, что текст хорош — помогает делать его лучше, находить ошибки, тратить на него больше времени. А вот излишняя уверенность вредит. Любой текст — это много решений по выбору мыслей и слов, не бывает, что 100% этих решений — сразу наилучшие.
Что делать: отделять оценку своих текстов от самооценки; всегда верить, что вы можете (ведь вы можете), но долго сомневаться, готово ли написанное стать опубликованным (здесь снова проезжаем неоновый знак «Одного раза мало»).
4. К черту оговорки!
Смело обобщать — опасно, так как вы можете ошибиться; однако топить читателя в примечаниях и осторожничаньях — тоже плохо. Читателю не по душе, когда его топят в чем-то, кроме захватывающих подробностей.
Да, если осторожничать, к вашим словам формально не придерешься, но он-то все равно утонет.
Оговорки разнообразны.
По моему мнению | Я бы сказал — ну а по чьему еще мнению? Мнения — потому и мнения, что их всегда больше одного, автор же у текста один (и зачем ему стыдиться, когда с ним кто-то не согласен?).
Можно предположить, что... | Неудивительно будет, если... — всю подобную велеречивость оставьте дипломатам, им нужнее.
Вероятно | Скорее всего | Наверное — oценку вероятностей хорошо использовать, когда вы способны убедительно объяснить, что вот до этой черты у нас большое «скорее всего» (поcкольку А, B и C...), а за чертой уже маленькое «вряд ли». Но присмотревшись, вы сразу заметите: такими оценками вероятностей разбрасываются совсем уж беззаботно.
По большей части | В массе своей — то же, что и с вероятностями. Большая часть как 6 из 10 или большая часть как 98 из 100? Раз сложно сказать, то вы вообще уверены ли, что это большая часть?
Если не... — безобидный логический оператор запихивают в перлы вроде «Если не произойдет ничего непредвиденного», ну а как же, солома сама себя не подстелит. Что такое «непредвиденное»? Кем непредвиденное? А список предвиденного есть, ознакомиться можно?
Редкие и продуманные появления вышеупомянутых выражений, равно как и неопределенных местоимений какой-нибудь, кое-кто, несколько, некоторые, когда-нибудь, почему-то... — вполне допустимы, конечно. А перебарщивать с ними грешновато: робкий или ленивый автор тем самым нагружает читателя неясностью, и тот глубже и глубже увязает в болоте неопределенности. «Ну вообще-то как бы да, но скорее всего нет».
Наш язык богат оттенками, оттенками неуверенности в том числе, но читают вас, чтобы определенности стало больше, а не меньше.
Оставлять читателю расставлять приоритеты, пересчитывать вероятности, проявлять контуры расплывчатого «какого-нибудь кое-кого» — плохо. Это всё ваша работа.
Что делать: вести себя увереннее, не забывая о том, как важны точность и наглядность.
Да, если осторожничать, к вашим словам формально не придерешься, но он-то все равно утонет.
Оговорки разнообразны.
По моему мнению | Я бы сказал — ну а по чьему еще мнению? Мнения — потому и мнения, что их всегда больше одного, автор же у текста один (и зачем ему стыдиться, когда с ним кто-то не согласен?).
Можно предположить, что... | Неудивительно будет, если... — всю подобную велеречивость оставьте дипломатам, им нужнее.
Вероятно | Скорее всего | Наверное — oценку вероятностей хорошо использовать, когда вы способны убедительно объяснить, что вот до этой черты у нас большое «скорее всего» (поcкольку А, B и C...), а за чертой уже маленькое «вряд ли». Но присмотревшись, вы сразу заметите: такими оценками вероятностей разбрасываются совсем уж беззаботно.
По большей части | В массе своей — то же, что и с вероятностями. Большая часть как 6 из 10 или большая часть как 98 из 100? Раз сложно сказать, то вы вообще уверены ли, что это большая часть?
Если не... — безобидный логический оператор запихивают в перлы вроде «Если не произойдет ничего непредвиденного», ну а как же, солома сама себя не подстелит. Что такое «непредвиденное»? Кем непредвиденное? А список предвиденного есть, ознакомиться можно?
Редкие и продуманные появления вышеупомянутых выражений, равно как и неопределенных местоимений какой-нибудь, кое-кто, несколько, некоторые, когда-нибудь, почему-то... — вполне допустимы, конечно. А перебарщивать с ними грешновато: робкий или ленивый автор тем самым нагружает читателя неясностью, и тот глубже и глубже увязает в болоте неопределенности. «Ну вообще-то как бы да, но скорее всего нет».
Наш язык богат оттенками, оттенками неуверенности в том числе, но читают вас, чтобы определенности стало больше, а не меньше.
Оставлять читателю расставлять приоритеты, пересчитывать вероятности, проявлять контуры расплывчатого «какого-нибудь кое-кого» — плохо. Это всё ваша работа.
Что делать: вести себя увереннее, не забывая о том, как важны точность и наглядность.
5. Голову отключать нельзя
Писательскую работу нельзя автоматизировать. Ну, можно, если вы готовы ограничиться плохими/стандартными текстами или какими-нибудь бюрократическими отчетами.
Автоматизация — это попытки заменить живой электроток целеустремленных нейронов («что именно я хочу сказать, и нужны ли мне именно эти слова или другие?») на «проверенные» шпаргалки: не использовать таких слов, таких приёмов, таких длин фраз, всегда использовать <что-нибудь>...
Плохие суффиксы, плохие части речи (наречия, деепричастия), плохие предлоги? Ерунда. Всё в языке можно использовать, у любой единицы есть смысл, но у каждого смысла есть границы. Понимать, где что уместно, понимать, как уравновешивать одни слова другими, владеть всей смысловой палитрой — это и значит «хорошо писать». И для этого приходится каждый раз задумываться, а не просто выписывать волчьи билеты «плохим» словам и приемам.
Автоматизация — это попытки заменить живой электроток целеустремленных нейронов («что именно я хочу сказать, и нужны ли мне именно эти слова или другие?») на «проверенные» шпаргалки: не использовать таких слов, таких приёмов, таких длин фраз, всегда использовать <что-нибудь>...
Плохие суффиксы, плохие части речи (наречия, деепричастия), плохие предлоги? Ерунда. Всё в языке можно использовать, у любой единицы есть смысл, но у каждого смысла есть границы. Понимать, где что уместно, понимать, как уравновешивать одни слова другими, владеть всей смысловой палитрой — это и значит «хорошо писать». И для этого приходится каждый раз задумываться, а не просто выписывать волчьи билеты «плохим» словам и приемам.
Текст — это набор балансов, равновесий, нюансов
Стилистика — наука не точная и даже насмешливая: как только вы окончательно отучите себя от неопределенных местоимений (они же портят рабочие тексты!!1), понадобится написать что-нибудь, где они полезны.
Что делать: ловить себя на «бездумном написании». И относиться к разным языковым средствам как к валютам разных стран. Чем больше разных денег, тем выгоднее: мало ли в какие текстовые края занесет! Но если вы человек высококультурный, ничего не поделаешь, назначайте матерщину северокорейскими вонами: «вам туда не надо».
Что делать: ловить себя на «бездумном написании». И относиться к разным языковым средствам как к валютам разных стран. Чем больше разных денег, тем выгоднее: мало ли в какие текстовые края занесет! Но если вы человек высококультурный, ничего не поделаешь, назначайте матерщину северокорейскими вонами: «вам туда не надо».
6. Чтоб писать лучше — пишите
Книги о писательстве, статьи вроде этой, советы мудрецов брадатых — это всё очень здорово и даже раз в год помогает. Только не думайте, что каждая новая прочитанная книга делает вас более умелым автором. Фигушки. «Впрок», начитывая, умением не запастись.
Я много книг читал, хороших и плохих, и однажды заметил: что-то я не пишу! Авторские откровения, беспроигрышные стратегии, потаённые техники... очень всё это интересно, очень, одно смущает: пока читаешь — не пишешь. И чем больше читаешь, тем меньше времени на свои тексты. Нет практики — нет навыка.
Что делать: почаще садиться за письменный стол, ложиться на письменную кровать (или что ещё вы там используете), отбрасывая мысль «я же не знаю, как». Делайте тексты, и если при этом появятся конкретные вопросы — ищите на них ответы в книгах и статьях.
Сначала делать, потом улучшать.
Я много книг читал, хороших и плохих, и однажды заметил: что-то я не пишу! Авторские откровения, беспроигрышные стратегии, потаённые техники... очень всё это интересно, очень, одно смущает: пока читаешь — не пишешь. И чем больше читаешь, тем меньше времени на свои тексты. Нет практики — нет навыка.
Что делать: почаще садиться за письменный стол, ложиться на письменную кровать (или что ещё вы там используете), отбрасывая мысль «я же не знаю, как». Делайте тексты, и если при этом появятся конкретные вопросы — ищите на них ответы в книгах и статьях.
Сначала делать, потом улучшать.
Тимур Аникин, двадцать девятого августа 2016.
Иллюстрация — Monkik/Shutterstock.
Иллюстрация — Monkik/Shutterstock.
Ваша энергия как спрятанная часть уравнения.
Короткая шутка про канцелярит и переусложнение.
Пройдите онлайн-курс о хороших текстах.