«И я сделал ставку на противоположное. Теперь я просто предполагаю, что мой уровень — ниже среднего. Это здорово помогает. Я больше слушаю. Я задаю много вопросов. Больше не думаю, что остальные тупы. Я предполагаю, что большинство людей умнее меня. Предполагать, что твой уровень — ниже среднего, значит признать, что ты всё ещё учишься. Сосредотачиваешься на том, что нужно улучшить, а не на прошлых достижениях».
Почти всегда лучше отсеять вспомогательные глаголы, неизбежные в западных языках. Это тоже — азбука профессии. Вспомогательный глагол с инфинитивом делает фразу тяжелой, громоздкой. Незачем переводить «смог наконец разгадать», «мог отчетливо видеть» — все эти can и could в русском тексте не нужны. (Однако тем же постоянно грешат и не переводчики.)
«Я могла бы быть готовой к завтрашнему дню, если б это было нужно». Истово переданы все чужие глагольные формы, но кто же поверит, будто живая женщина так разговаривает? Скажет она, разумеется, проще: Я буду готова хоть завтра, если надо.
[Тихо, задумчиво] Главная особенность России? Не воровство, не коррупция, не глупость, не злоба… [переходя на еле слышное бормотание] не хамство, не тщеславие, не невежество. Главная особенность России… [вдруг переходит на крик] ЭТО ХУЙНЯ! ВСЯКАЯ ХУЙНЯ!!!
Наискосок за домом культуры – не подвела – труба, на которую я смотрю секунду, но тут же чувствую огромное счастье от кировского неба, от трубы, потому что она, полосатая, напоминающая маяк, обещает мне на голубом фоне, что в две недели обязательно поместится всё – река, пароход, бабушкин сад, троллейбусы, гости, канцелярский отдел ЦУМа, киоск в сквере – всё это будет, мы наконец в Кирове.
<…>
Пойми, пытался сказать я, я люблю тебя, и я в отчаянии (да, такое слово), что твои друзья приедут к нам в библиотеку, а потом пойдут с нами в городской парк, ведь я же думал, что мы будем только вдвоём, и я готов возненавидеть, пытался сказать я, всякого друга, даже самого близкого, я же так люблю тебя. Прикосновение длилось секунд, наверное, семнадцать, но тот минимум нежности (не больше пальца) помнится мне до сих пор: серебряное кольцо с забытым орнаментом, сухая после зимы кожа, узелок сустава, вынырнувшая венка – знак большой, важной системы любимого кровообращения.
<…>
Как-то в день отъезда из Кирова я пытался выгнать осу, которая гудела над тазами с вареньем, а бабушка сказала: «Да пусть летает. Когда вы уедете, останусь хотя бы с осой». Лучше, кажется, не скажешь. Я замер, внутри похолодело, остаток дня оса электрическим одиночеством жужжала в тишине.
Юрий Каракур, «Фарфор»